Телеграмм-канал “Ташкент Дакар” взял интервью у Сухбата Афлатуни, прозаика и поэта, известного во всем СНГ.
Он является автором таких книг, как “Ташкентский роман”, “Поклонение волхвов” и “Муравьиный царь”. Лауреат нескольких премий, в том числе становился лауреатом премий журнала «Октябрь», а в 2005 году — «Русской премии». Еще через год получил молодёжную премию «Триумф». Является членом редакционной коллегии журнала «Звезда Востока» и редакционного совета журнала «Дружба народов».
— Как вы оцениваете современное состояние и развитие литературы в Центральной Азии?
Сухбат Афлатуни: О какой литературе мы говорим? Если о русской — это один разговор, если о литературах на автохтонных языках центральноазиатских государств — уже другой…
Если говорить о литературах на автохтонных языках, то тут без странового контекста не обойтись. Да и я не могу тут выступать экспертом: скажем, я не совсем представляю, как обстоит сегодня дело с современной литературой на таджикском или туркменском.
Но если говорить в целом, то, опять же, зависит от контекста, с чем это положение дела сравнивать. С советским периодом? С 90-ми — началом нулевых? В какой исторический контекст мы литературу Центральной Азии помещаем и рассматриваем?
Если же говорить о литературе ЦА в контексте международного литературного процесса, то она занимает скорее маргинальный статус. Она фактически не переводится на мировые языки (прежде всего, английский), ее авторы не известны не только за пределами региона, но и своих собственных стран.
В этом нет ничего трагического. Есть множество регионов, чья современная литература для подавляющего большинства читателей за их пределами (за исключением горстки литературоведов, которые на этих регионах специализируются) представляет собой «серую зону».
— А как насчет русскоязычной литературы в Центральной Азии, особенно в Узбекистане?
Сухбат Афлатуни: Тут тоже без учета странового контекста не обойтись. Потому что в Казахстане, с его значительной русскоговорящей диаспорой, ситуация с русской литературой одна, а, скажем, в Туркменистане – совсем другая. То есть, простите, почти никакая.
И это не чья-то вина: литература развивается внутри языка; нет живого языкового контекста, нет устойчивых, действующих литературных институтов — нет и современной литературы. Могут быть какие-то отдельные немногочисленные авторы, выходить какие-то отдельные книжки, даже устраиваться какие-то «точечные» литературные акции… Современной литературы как процесса не будет.
В Узбекистане ситуация где-то между Казахстаном и остальным центральноазиатскими государствами. Авторов, пишущих на русском, немало, но фактически нет никаких литературных проектов, ни фестивалей, ни литературных курсов, ни каких-то электронных журналов… Нет литературной критики. Нет более-менее заметных молодых имен; почти все имена — это уже где-то от сорока и старше.
— Сегодняшний узбекский писатель – кто он в обществе?
Сухбат Афлатуни: Опять же, о какой литературе Узбекистана мы говорим? Русской или узбекской?
В узбекской сохраняется уважительное отношение к писательскому труду; хотя, конечно, писатели сегодня не имеют и десятой доли того социального влияния, какое они имели еще лет 30-40 назад.
Но сообщество узбекских литераторов устроено более традиционно, здесь действуют отношения «устоз – шогирд» (наставник – ученик). Я часто слышу в беседе с узбеко-пишущими коллегами: такой-то был моим устозом, а вот тот-то – мой шогирд… Это хорошо, поскольку дает какое-то ощущение социальной важности писательского дела.
Правда, это имеет и свои минусы. Узбекская литература замкнута на себе, она вполне самодостаточна и почти не стремится к выходу из этой автаркии на международное литературное пространство; по крайней мере, никаких инициатив в этой области не заметно. Даже в рамках Центральной Азии. Переводятся ли узбекские современные авторы, скажем, на таджикский или киргизский? И обратно: таджикских, киргизских и прочих авторов – на узбекский?
Русская литература Узбекистана менее консолидирована, менее «встроена» в общество, но она более мобильна, вынужденно мобильна. У нее нет в Узбекистане потенциальной многомиллионной читательской аудитории, как у авторов, пишущих на узбекском. Читатель – не просто умеющий читать по-русски, а интересующийся русской литературой, и именно – современной, и готовый (что немаловажно для существования литературы) платить за свой интерес, покупая или легально скачивая книги… Таких читателей в Узбекистане единицы.
Соответственно, русская литература здесь более открыта к каким-то транснациональным проектам, будь то русская литература России или соседнего Казахстана. Они позволяют ей выйти на более широкую аудиторию, почувствовать хоть какую-то востребованность.
— Насколько ситуация в литературной сфере Узбекистана соответствует ситуации в других странах СНГ?
Сухбат Афлатуни: Еще один вопрос на докторскую диссертацию… С одной стороны, везде — и не только в странах СНГ, но и глобально, — с чтением художественной литературы (и, соответственно, со статусом писателя) происходят сходные процессы. А именно – вытеснение чтения визуальной информацией, а внутри чтения вытеснение фикшна – нон-фикшном. И, если продолжать ряд, внутри фикшна – поэзии прозой.
Это совершенно новая для культуры ситуация, в том числе и для Средней Азии. Скажем, прежде ключевой фигурой был именно поэт. Алишер Навои, Рудаки, Машраб… продолжите ряд сами. Прозу они не писали.
Проза была – замечательное «Бабур-намэ», или, что ближе к нам по времени, «Путешествие из Бухары в Петербург» Ахмада Дониша, и многое другое – но считалась более «низким» жанром.
Что касается визуальности, то рукописи иногда оформлялись миниатюрами, но это было очень дорого, а потому редко. И эта модель сохранялась, с небольшими изменениями, и в советское время и даже в постсоветское. А последние лет двадцать, прямо на наших глазах, все это переворачивается.
Дальше, конечно, начинаются нюансы. Если говорить о постсоветских странах, и о русском языке, то многое зависит от доли русскоговорящего населения, от языковой политики, просто – от политики. Скажем, еще несколько лет назад второй, после российской, шла – по количеству авторов и уровню развития литературного процесса – русская литература Украины.
Теперь, с началом войны, эта литература не то чтобы исчезла – хотя некоторые поэты стали писать только на украинском… Просто почти с полным уходом русского языка из публичного пространства говорить о русской литературе Украины очень проблематично. К тому же она была всегда тесно связана с русской литературой России – а сейчас все эти связи оказались заморожены или вообще разорваны. По понятным причинам, но от этого не легче.
Или, например, в Латвии – в 2000-е, 2010-е, какой-то прямой государственной поддержки русской литературы, насколько я знаю, не было, но очень поддерживались и хорошо финансировались переводы латышской литературы, включая переводы на русский. Но теперь, после 2022 года тоже не знаю, как с этим у них обстоит, давно не встречался с латышскими коллегами…
Источник: https://t.me/tashkent_dakar Телеграмм-канал Ташкент Дакар
